я.
— Дома... в альбоме отца... — говорит Эдик. — «Память о службе» — и у вас, и у отца в альбомах один и тот шрифт... и фотографии... на нескольких фотографиях в вашем армейском альбоме — мой отец...
— Как интересно... — растерянно бормочу я... еще бы не интересно! Эдик — сын кого-то из моих сослуживцев... может ли это быть?! Пересекая по диагонали спальню, я стремительно подхожу к сидящему в кресле Эдику. — Ну-ка, покажи мне... покажи мне, где твой отец!
Эдик опускает взгляд вниз — на лист лежащего у него на коленях раскрытого альбома.
— Вот... — говорит Эдик, — на этой фотографии — мой отец.
Я смотрю — вслед за Эдиком — вниз: указательный палец Эдика упирается в фотографию младшего сержанта Васи... не может быть! Вася... что за чертовщина! Вася — один из четвертых сослуживцев, с кем я так упоительно, так обалденно трахался в армии... и этот младший сержант — отец Эдика?! То есть, парень, сидящий в моей спальне... мой персональный водитель, с которым я... Эдик — Васькин сын?!
Я, уже протрезвевший — уже успевший максимально сконцентрировать всё своё внимание на возможности возникновения самых неожиданных поворотов-открытий, на какой-то миг вновь перестаю соображать... но уже в следующую секунду, когда Эдик, вскидывая глаза вверх, вновь устремляет свой взгляд на меня, стоящего рядом с креслом, в котором он сидит, на моём лице нет ничего, кроме лёгкого недоумения.
— Эдик... — говорю я, и голос мой звучит совершенно спокойно... я говорю голосом человека, совершенно уверенного в своих словах; таким голос я порой блефую на деловых переговорах в ситуациях полного форс-мажора. — Эдик, ты ошибся, — говорю я. — Фамилия этого младшего сержанта, если я правильно помню...
Я умышленно делаю паузу... и Эдик, меня перебивая, быстро произносит фамилию и тут же, вслед за фамилией, произносит имя-отечество смотрящего на нас со снимка младшего сержанта Васи... всё — один в один! Чёрт... я даже помню — я до сих пор не забыл! — Васино отечество... всё — так! Один в один... и фамилия, и имя-отчество... всё правильно! Я смотрю на Васькину фотографию — я всматриваюсь в черты лица, изображенного на хорошо знакомом мне снимке, и только теперь я вижу-замечаю, что действительно... действительно есть не явное, но вполне уловимое сходство между Васей и Эдиком — между парнем, весело смотрящим с фотографии, и парнем, сидящим в кресле рядом со мной... фантастика! Сначала пришедший из армии племянник Антон называет мне четыре имени, что побуждает меня достать свой дембельский альбом, который не попадался мне на глаза и который я не открывал лет десять, если не больше... а теперь Эдик, держа на коленях открытый альбом, говорит мне, что один из моих сослуживцев — один из моих четырёх сексуальных партнёров — его отец... причём, я сам побуждаю Эдика найти в альбоме фотографию того, с кем я трахался в армии, — глядя на меня, Эдик упирает свой палец в фотографию младшего сержанта Васи... как всё это объяснить?! Я смотрю то на Эдика, то на чуть пожелтевшую фотографию младшего сержанта Васи... да, едва уловимое, но несомненное сходство есть — теперь я вижу это сходство совершенно отчётливо... воистину: нам не дано предугадать, как наше слово отзовётся, — кто знает вначале, что будет в конце?... Остаётся ещё один вопрос — вопрос, который никакой принципиальной роли уже не имеет. И тем не менее...
— Не понимаю... — произношу я голосом чуть растерянным... неимоверным усилием воли я уже взял ситуацию под свой полный свой контроль, и потому голос мой теперь звучит так,... как должен звучать голос человека, который действительно чем-то озадачен. — Всё так... ты всё сказал правильно. Но... у тебя другая фамилия! И другое отчество... почему?
— Отец ушел от нас, когда мне было всего три года. Мама через год
