вышла замуж снова... ну, и меня переписали на отчима... хотя, какой он отчим? Он меня воспитал... А о том, что у меня есть отец родной, я узнал в тринадцать лет. Ну, то есть, он обозначился — был по каким-то делам в нашем городе и нас разыскал... пригласил меня на лето к себе в гости... мама не возражала, отчим тоже ничего не имел против, и он летом приехал — забрал на всё лето меня к себе... ну, и вот — там я этот альбом увидел... то есть, не этот, а почти такой же... и надпись — «Память о службе» — точно такая же... и фотографий половина — одни и те же...
Всё так, — думаю я, слушая Эдика... надпись — «Память о службе» — нам всем, как под копирку, писал дивизионный писарь Стасик... точно! — писаря звали Стасиком... а фотографии? Ничего удивительного... мы не просто вместе служили, а были одного призыва, и потому часть фотографий в альбомах — один в один... и не только в наших двух альбомах... всё, Эдик, так, — думаю я, слушая Эдика.
— Вот, Виталий Аркадьевич... — Эдик, говоря, переворачивает несколько листов, — вот! Здесь вы и мой отец стоите вместе... правильно? Вот — вы и мой отец...
Мне совсем не обязательно смотреть — я прекрасно знаю этот снимок: я и Вася крупным планом... перед самым дембелем... опустив глаза вниз, я смотрю на фотографию... кажется, это был конец марта... или даже чуть раньше, потому что кое-где ещё лежал снег... мы стоим около палаток, служба уже катится к завершению — до дембеля осталась пара месяцев... «Пойдём, — просит меня Вася, — до обеда успеем... по разику, бля! Ну... чего ты жмешься? Пойдём... у меня стояк!» Мы стоим на мартовском ветру — в нескольких метрах от палатки, Вася напирает, у него сухостой, он хочет, и хочет сильно, а я только что трахнул в очко Толика, — куда я пойду? Весна, полигон, воскресенье... жаль, что нет такой фотографии!... А тот снимок, на который мне показывает Эдик, был сделан уже в конце апреля — мы только что вышли из столовой, и на фоне столовой нас кто-то сфотографировал... не помню уже, кто сделал этот снимок, на котором мы, по-"стариковски» вальяжные, стоим на фоне столовой вдвоём — плечом к плечу...
— Фантастика! — говорю я, глядя на фотографию. — В это трудно поверить, но, кажется, Эдик, это действительно так: мы вместе служили — я и твой отец... вот ведь как вышло — какая неожиданность! Ну... и где он сейчас, твой отец? — в моём взгляде, обращенном на Эдика, сквозит совершенно естественный — абсолютно закономерный — интерес.
Эдик, глядя на фотографию, называет город... город на юге Урала.
— Я два года... точнее, два лета... два лета подряд ездил к нему в гости, а потом жене его показалось, что он уделяет мне слишком много времени — что-то ей не понравилось... ну, и на третий год отец меня на каникулы уже не позвал — в гости не пригласил. И связь с ним я потерял... а альбом запомнился! — Эдик, глядя на меня, улыбается, сам удивляясь тому, как могло случиться-произойти такое совпадение. — Почти тот же самый альбом... бывает же так!
— Да уж... кто б мог подумать! — говорю я. Какое-то время мы оба молчим, глядя на фотографии... действительно: кто б мог подумать!
— Виталий Аркадьевич...
— Да, Эдик? — отзываюсь я, слыша, как голос Эдика чуть напрягается.
— Вы предложили мне посмотреть ваш дембельский альбом... предложили, пообещав мне бонус... ну, то есть, в том случае, если я угадаю... — Эдик говорит всё это, не глядя мне в глаза... он говорит, шелестя калькой — механически переворачивая листы с наклеенными на них фотографиями, и я вижу и слышу, как Эдик, глядя вниз, тщательно подбирает слово за словом.
— Да, Эдик... — отзываюсь я. — Если ты угадаешь... всё правильно — это было моё условие... и что?
Эдик, отрывая взгляд от альбома, смотрит на меня, стоящего рядом, снизу вверх — смотрит мне в
