патрону, обалденно симпатичный и потому неизменно желанный зад... впрочем, время от времени у меня возникала мысль изменить этот устоявшийся сценарий наших сексуальных отношений — дополнить и обогатить его новыми обертонами, но каждый раз я эту мысль откладывал на потом: для полного физиологического удовлетворения мне вполне хватало в сексе с Эдиком активной — доминирующей — роли. Но сегодня... сегодня я твёрдо знаю, ч т о я хочу и ч т о я сегодня обязательно сделаю... я смотрю на сочно — маслянисто — залупившийся член лежащего передо мной парня, и мне кажется, что губы мои сладко покалывает от предвкушения... неожиданно — неизвестно к чему — я вспоминаю: где-то когда-то я читал, что вождь штурмовиков Эрнст Рем был арестован в «ночь длинных ножей» прямо в постели, где он ласкал своего шофера... право, странные мысли иной раз приходят в голову! Эдик, конечно, мой водитель, но я ведь — не вождь! Я занимаюсь бизнесом... причем, занимаюсь довольно успешно, — я бизнесмен, тщательно скрывающий свою любовь к парням... при чём здесь капитан Рем — вождь штурмовиков?
Наклоняя голову, я приближаю губы к основанию члена — к тому месту, где член переходит в мошонку... или — наоборот — мошонка переходит в член... впрочем, какая разница? Член в длину сантиметров семнадцать или, может быть, восемнадцать, но дело сейчас не в размерах, — Эдик лежит на спине, чуть раздвинув ноги, и член его — напряженный, чуть изогнутый вправо — едва заметно дёргается от возбуждения... я касаюсь губами члена у основания — и медленно, медленно скольжу приоткрытым ртом по нежной и тонкой, как пергамент, коже, обтянувшей молодой горячий ствол, к вкусно обнаженной головке... на какой-то мог губы мои замирают на уздечке, и — секунду-другую я ласкаю уздечку кончиком языка, одновременно чувствуя, как напрягается тело лежащего на спине Эдика от неизбежного наслаждения... я не знаю, делает ли так Эдику его девушка Юля, но это сейчас не имеет никакого значения, — даже если в своих эротических играх они практикуют оральный секс, у меня сейчас это получится ничуть не хуже, и вовсе не потому, что у меня в этом деле немалый опыт, а в первую очередь потому, что я... кажется, я люблю... я люблю Эдика! Губы мои сдвигаются выше — я вбираю в рот жаром пышущую тёмно-вишнёвую головку, ощущая привкус перламутровой смазки, выступившей у Эдика от возбуждения... упругая мякоть головки во рту подобна большой перезрелой сливе... я теперь не могу бананы, но я обожаю спелые сливы, — совершая круговые движения языком, какое-то время я страстно ласкаю головку Эдикова члена... затем, медленно скользя обжимающими губами вдоль полыхающего огнём ствола к основанию, я с наслаждением насаживаю свой рот на твёрдый член Эдика, одновременно с этим чувствуя, как ладони его рук осторожно ложатся на мои плечи... да, Эдик, да! У моего армейского друга — младшего сержанта Васи, который сейчас, улыбаясь, беспечно смотрит в потолок с фотографии незакрытого дембельского альбома — член был значительно больше, но и твои жаром обжигающие семнадцать сантиметров — это тоже неплохо...
— Эдик... — говорю-шепчу я, спустя пару минут выпуская его влажно блестящий член изо рта — отрывая мокрые губы от горячего, окаменело-твердого ствола.
— Да... — глухо отзывается Эдик; секунду-другую мы смотрим в глаза друг другу... все мои партнёры, с которыми я имел секс не анонимно, называли меня Виталиком или Виталей, а Эдик ... во время секса — в то время, когда мы голые — не называет меня никак... то есть, из раза в раз повторяется одна и та же история: стоит лишь нам одеться, и я тут же вновь превращаюсь для него в Виталия Аркадьевича, как будто между нами ничего не было и не происходило, но до тех пор, пока мы находимся в постели, я словно утрачиваю для Эдика своё имя, — ни разу никак не назвал
