как теперь модно говорить, в формате однополого секса, и кайф этот, молодой, желаемый, упоительно-сладкий, был не суррогатом и не подделкой — этот кайф, пусть даже обусловленный для Васи, Валерки, Серёги и Толика условиями армейской службы, был кайфом самой высшей пробы...
Трахать в зад — дело не хитрое, и секунд через двадцать-тридцать Эдик входит в комфортный ему ритм: нависая надо мной, он двигает бедрами сильно, почти размашисто, так что, упираясь ногами ему в плечи, я невольно дёргаюсь — сотрясаюсь от каждого его толчка... видимо, это его индивидуальный стиль, — думаю я, закрывая глаза... мой персональный водитель... — думаю я... какая чушь... — думаю я, — персональным водителем он будет в понедельник, когда повезёт меня в офис, а сегодня... сегодня он — Эдик... просто Эдик... и сегодня... и завтра... ощущение скользящего внутри члена доставляет мне удовольствие, и я, сотрясаясь от размашистых толчков, уже не думаю ни о чём — я блаженствую и душой, и телом... кончает Эдик с коротким непроизвольным стоном, содрогаясь всем телом, и в тот миг, когда он кончает, я смотрю ему в глаза: подав зад чуть вверх, в зыбком лунном свете я отчетливо вижу, как в совершенно потемневших зрачках Эдика огненной лавой плавится тысячелетний жар неподдельного наслаждения...
Потом Эдика трахаю я, причем я прошу его стать ко мне задом — я хочу сегодня любить его сзади... стоя на расставленных коленях, он послушно наклоняется — упирается щекой в мягкий ворс клетчатого покрывала, отчего его попка широко распахивается, разъезжается круглыми половинками в стороны... трахая меня, Эдик малость вспотел, так что волосы, обрамляющие туго сжатую дырочку, лежат по кругу угольно блестящими влажными колечками, — обалденная попка, к которой мне хочется прижаться щекой... или губами... с вожделением глядя на попку Эдика, я неспешно втираю гель в головку своего члена... кто мы в этой жизни? — пилигримы... среди прочих пейзажей, которые можно видеть из окна моей спальни, есть такой: залитое солнцем море песка, и вдалеке, почти у самого горизонта, медленно двигается по бескрайней песочной пустыне караван верблюдов... приготовив для кайфа — для путешествия — член, я неспешно смазываю указательным пальцем стиснутый Эдиков вход, и уже одно это доставляет мне ощутимое удовольствие, — мышцы сфинктера от соприкосновения с моим пальцем конвульсивно сокращаются, сжимаются, и я, играя пальцем с бледно-коричневым маленьким кружочком, невольно ловлю себя на мысли, что всё это уже не просто секс, а это... я люблю этого парня, и меня эта мысль и радует, и пугает — одновременно... Я вхожу в Эдика медленно — углубляюсь в жаркую глубину его тела неспешно, постепенно, смакуя каждый миллиметр... член у меня ничуть не меньше, чем у Эдика, так что миллиметров получается много... а потом я Эдика с наслаждением трахаю — я сладко ебу его в очко, как ебал я Серёгу, Валерку, Толика, Васю... но тогда мы были упоительно молоды и оттого напористо торопливы, а теперь мне спешить совершенно некуда: сжимая в ладонях бёдра Эдика — ритмично раскачивая его треугольником сложенное тело взад-вперёд, я размеренными толчками-тычками насаживаю, натягиваю, надеваю вкусно распахнутую попу на свой колом торчащий член... ах, какой это кайф! Какой это сладостный, упоительный кайф — любить парня, который тебе по душе... и лишь когда я ощущаю, как стремительно и потому уже абсолютно неуправляемо, неостановимо подступает последний миг блаженства — последний аккорд этой лунной мелодии — я, наваливаясь на Эдика, одномоментно подминая его под себя, с силой вдавливаюсь, вжимаюсь в его ничком распростёртое тело телом своим, сладко содрогающимся от оргазма... да, Эдик, да! Пару раз именно так, сзади, я когда-то трахал-любил, а потом наполнял спермой твоего будущего отца — своего сослуживца Васю...
После секса,
