рот от его члена...
— Бля-а-а-а... — простонал-выдохнул Архип, и в этом протяжном стоне-всхлипе невольно выразилось то, что Архип сейчас ни за что не смог бы описать словами... от кайфа, пронзившего тело, от наслаждения, разорвавшегося в промежности, Архип словно утратил твёрдость, словно лишился всякой воли, — поддаваясь движению Зайцевых рук, Архип послушно подался задом назад, отчего его член выскользнул из Зайцева рта, и Заяц, в то же мгновение наклоняя голову — открывая рот, вылил на пол изо рта сперму Архипа, перемешанную с собственной слюной... не выплюнул и не сплюнул, а именно вылил — так много у него во рту оказалось этой субстанции, похожей на содержимое сырого куриного яйца...
Архип, безучастно глядя на Зайца, чувствовал, как в теле его замирает — умирает — взорвавшееся наслаждение... покрасневший член Архипа, блестя от слюны и спермы, медленно опускал — опадал, приобретая форму пигментированной сардельки... всё, бля... всё! — рядовой Заяц, вытирая тыльной стороной ладони губы, снизу вверх вскинул вопросительный взгляд на рядового Архипова, который, между тем, уже застегивал брюки, предварительно вытерев член от слюны и спермы свёрнутой в трубку ладонью, а ладонь вытерев о штанину своих же брюк... сеанс орального секса был окончен.
— Всё, бля, — проговорил Архип, переводя взгляд на Зайца... и, не зная, что сказать ещё отсосавшему салабону, добавил-подытожил: — Хорошо, бля, сосёшь... молодец!
Архип смотрел на сидящего на корточках Зайца, и во взгляде Архипа не было ничего такого, что могло бы свидетельствовать или о чувстве презрения к отсосавшему салабону, или о чувстве превосходства над парнем, взявшим в рот, — Архип, в оргазме выплеснувший весь свой пыл, смотрел на Зайца спокойно и вместе с тем умиротворённо, словно то, что было сделано сейчас, делалось здесь каждую ночь.
— Заплевал, бля, весь пол... — проговорил Архип, и снова в его голосе не прозвучало ни брезгливости, ни презрения... рядовой Архипов явно не вписывался в парадигму церковно-уголовных понятий — не было у него в душе тех чувств, что в соответствии с этими понятиями полагается либо испытывать, либо демонстрировать. — Значит, так... жизнь продолжается! Сейчас, бля, всё смоешь... и пол, бля, и стенку — там, где её обделал младший сержант Бакланов... чтоб всё было чисто — чтоб всё сверкало! Понял меня?
Заяц, снизу вверх глядя на стоящего перед ним Архипа, молча кивнул.
— Почистишь, бля, писсуары — чтоб они тоже сверкали, как яйца у мартовского кота... и — в два часа разбудишь Шланга — он тебя сменит, и ты пойдёшь спать. И ещё, бля... не вздумай ничего ефрейтору Коху рассказывать... понял?
Заяц, неотрывно глядя на Архипа, снова кивнул.
— А если, бля, понял, то... хуля сидишь? Приступай!
Архип, проговорив это, направился к выходу... а что ему здесь было делать ещё? Каждому, бля, своё... и хотя рядовой Архипов именно такими слова не подумал, но он, рядовой Архипов, был старослужащим, а рядовой Заяц был салабоном, и потому думать здесь было нечего — это подразумевалось само собой.
Архип вышел из туалета, и только теперь, оставшись один, Заяц со всей отчетливостью осознал-почувствовал, что случилось и что произошло... а ч т о случилось — ч т о, собственно, произошло? Он сосал половые члены — брал возбуждённые члены в рот, двигал губами крайнюю плоть... члены были горячие, твёрдые, чуть солоноватые — парни были возбуждены, они требовали, чтоб он сосал, и один из парней кончил-спустил ему прямо в рот... всё это было так, — он просил их не делать этого, он вырывался и сопротивлялся, но... они принудили его — сосать заставили... то есть, он, Дима Заяц, ничего этого не хотел, а они — хотели, и они своего добились... ну, и кто же был в том, что в туалете случилось-произошло, виноват по-настоящему? Разве он — Дима Заяц?
